Еланчук замолчал, хотя мог бы сказать значительно больше. Он не сомневался: гнев «центра» вызван не задержкой товара, наверняка такие случаи время от времени происходят. Кто-то подсиживает шефа, сообщил, что он сгорел, засветился, не сегодня-завтра будет арестован. Каждая секретная организация готова вынести любые материальные потери, без радости, естественно, и с соответствующими санкциями к виновным, — все что угодно, только не провал звена.
Еланчук посмотрел на шефа без особой жалости, тотчас понял, что не прав, так как сам прикован к шефу намертво, практически они одно целое. Он напряженно думал, пытался найти выход. Ситуация просчитывалась сложно, требовались максимальный покой и время; очень мешал мужчина, сидевший за стойкой, который якобы флиртовал с барменшей, а она его якобы поощряла. Мужчина был одет в обычную кожаную куртку, джинсы и кеды, на запястье цепочка, модно небрит, словом — ковбой, почти такой же, как все остальные. Но Еланчук чувствовал, что ковбой — не как все, абсолютно другой, и дело не в пистолете, который бугрил куртку под мышкой, — пистолетом нынче никого не удивишь.
Когда Еланчук только вошел, сел, как все оперативники, лицом к двери, оглядел присутствующих, он отметил мужчину за стойкой, но не выделил из общей массы сидящих, входящих и выходящих. Лишь через несколько минут Еланчук посмотрел на барменшу и увидел в зеркале за ее спиной лицо, главное, глаза этого человека. Больше Еланчук взглядом с ним не встречался, но постоянно помнил о мужчине в заштатной куртке, джинсах и кедах. Успокаивало только одно: согласно законам сыска, мужчина должен был давно уйти и передать наблюдение партнеру либо, если последний отсутствует, поджидать объект на улице. Мужчина сидел основательно, пил много, вряд ли барменша подавала ему воду, и Еланчук начал успокаиваться.
Однако, когда они с Валентино, сопровождаемые охраной, вышли, Еланчук, поставив ногу на парапет, начал завязывать ботинок, хотя он и был без шнурков, но уж коли используешь доисторический способ проверки, то на подобную мелочь, как отсутствие шнурков, внимание не обращаешь. Гэбист возился с обувью чуть ли не минуту, мужчина из бара не вышел.
Интересующий Еланчука мужчина, Станислав Крячко, вышел из бара черным ходом, сейчас стоял в подворотне и с улицы виден не был. Он знал, что бывший гэбист обут в туфли без шнурков, и грустно улыбался. Улыбался, потому что все задуманное осуществилось, а грустил, так как понял — Еланчук его засек, что любому сыщику обидно, а уж хорошему, когда его расшифровывают, тем более.
Дорога сыщика к данной подворотне была не то что очень сложной, но и не простой. В шесть утра он приехал к офису Валентино, когда великий Гуров еще не знал о существовании последнего и спал у генерала Орлова на диване. Крячко предвидел, что в ближайшее время офис станет чуть ли не центральным местом действия, приехал не один, а с приятелем, который увлекался электроникой, свободно отличал вилку от штепселя, знал и умел делать многое и интересное. Они подожгли во дворе офиса кучу мусора, ждали недолго. Дородный охранник сначала наблюдал за «пожаром» из окна, потом не выдержал и вышел на крыльцо и тут имел несчастье столкнуться с Крячко, который подхватил его под руки, заломив больно, завел обратно в офис, отобрал оружие и начал задавать дурацкие милицейские вопросы. Пока Крячко «беседовал» со своим бывшим коллегой (никогда ранее не встречаясь, менты узнали друг друга сразу), знаток штепселя и розетки незаметно прошел в кабинет директора. Определить, что это нужный кабинет, не составляло труда как по качеству мебели, так и по наличию запора, который не устоял перед перочинным ножом. Видимо, наличие охраны у дверей и сейфа казалось хозяину кабинета преградой непреодолимой — замок защелкивался для проформы.
Через минуту «электрик» вышел на улицу. Крячко увидел его в окно и прервал свой рассказ о том, как в прошлом веке задержал аса-карманника.
— Извини, что явился, думал, скучно тебе одному. — Крячко положил на стол пистолет охранника. — Оружием не балуйся, ты человек знающий: менты не любят нашего брата, если, не дай бог, стрельнешь — засадят в острог.
Охранник схватил пистолет, оттянул затвор, убедился, что патроны на месте, но дверь уже хлопнула, за ней щелкнул замок и наружной двери. Естественно, сдавая вахту, цербер и не обмолвился о происшедшем. И тот факт, что у телефона директора выросли уши, остался в тайне.
Гуров еще объяснялся в прокуратуре, а Крячко уже входил в бар, о котором знал, что такой существует и публика здесь собирается специфическая. Станислав глянул на барменшу и прищурился, отщелкивая годы, лица в поисках данной красавицы.
— День добрый. — Барменша чуть прикрыла глаза, подавая сигнал: мол, знаю и молчу.
— Чего желаете?
— Рюмку водки, — недовольно ответил сыщик, кляня себя за дырявую память.
— Баба и есть баба, — барменша пододвинула Крячко рюмку с водкой. — Ты заматерел, я располнела да масть сменила.
— Лялька-мастерица, — облегченно вздохнул Крячко и выпил. — Опосля поболтаем, подожди.
Он оглядел столики, решая, за который сел бы сам, определил, прилепил под крышку «жучок», страхуясь, сунул такой же под соседний, прошел в туалет, зашел в подсобку и вернулся.
— Лялька, отомкни заднюю дверь, оставь только засов.
Барменша повела смоляной бровью, которая под светлыми кудряшками смотрелась особенно изящно, скрылась в подсобке и тут же вернулась.
— Стрельбы не будет? — осведомилась она деловито, хотела в рюмку Крячко налить еще водки, но тот остановил:
— Водичкой, милая, меня подпаивай, водичкой.
Барменша, девочка опытная, наполнила бутылку из-под водки водой из крана, отставила в сторону.
— Пушку-то переложи, светишься.
— А сейчас без нее только больные ходят, — беспечно ответил Крячко.
Вошел Еланчук и смуглолицый, явно старший по «званию». Они сели, как сыщик и предполагал, тут же появился третий, очень нервный, явно заграничного розлива. Крячко понял, что именно он звонил и назначил встречу. Сыщик опустил руку в карман, включил магнитофон и начал трепаться с Лялькой, вспоминая молодость, старых знакомых, их незавидные судьбы. Один сел, вышел и вернулся в зону, другой упился, кого-то зарезали… Лялька утверждала, что завязала, и Крячко ей верил: от тех денег, что она имеет за стойкой, только дебил станет якшаться со старой ее компанией.
— Ну, а крыша у тебя тут надежная? — спросил Крячко, неизвестно зачем посмотрел на Еланчука и понял, что сгорел.
— Об этом не будем, — сухо ответила барменша и даже отошла в дальний конец.
— Чего не будем? — пробормотал Крячко, забыв о своем вопросе, думая, какое он самодовольное дерьмо и как взглянет на него Гуров, когда узнает.
Иностранец ушел, а Еланчук со смуглолицым все сидели, хотя делать им тут было совершенно нечего. Крячко устроился основательнее, ткнул в свой бокал:
— Плесни настоящей, и чего ты пыхтишь: я обидел тебя?
— Серьезный ты мужик, небось полковник, а вопросы задаешь, как сопляк из отделения.
— Чего? — Крячко тряхнул головой, вспомнил. — Ах ты, боже мой, да прости Христа ради! Не со зла и уж совсем не от любопытства.
— Ладно, люди свои… — Барменша подобрела и отошла обслуживать двух давно не мытых парней.
Крячко отвел глаза: только ссоры мне тут не хватает. Он не мог понять, почему гэбэшник и смуглолицый не уходят? Может, ждут кого? Вряд ли они не знали, сколько времени займет первая встреча. И наконец догадался, что Еланчук ждет, когда уйдет он, Крячко, неизвестный мужик, который наблюдал через зеркало. Гэбист желает убедиться — показалось или нет? Когда Еланчук и смуглолицый вышли, Крячко метнулся к столам, снял «жучки», нырнул в подсобку и, забыв заплатить, выскочил во двор.
Сыщик смотрел, как Еланчук возится с несуществующими шнурками, и отходил, все меньше и меньше сердился на себя за допущенную ошибку. Вспомнилась пословица Гурова, который любил повторять, мол, если человек собственную глупость осознает — значит, он человек не конченый.
Гуров пpиехал из прокуратуры, естественно, злой и набросился на приятеля:
— Ты где шляешься? — Вопрос был не из лучших, тон недопустимый, поэтому Гуров ответа не ждал, начал варить кофе. — Догадайся, какой вопрос по вчерашнему нападению более всего интересует прокуратуру?
— Почему ты выпрыгнул из машины? — не задумываясь, ответил Крячко.
— Ты это серьезно? — Гуров взглянул с любопытством, протянул другу чашку кофе.
— Как говорит мой любимый начальник — обязательно.
— Ты молодец, угадал, — с некоторой грустью сказал Гуров. — Мне бы век не сообразить. Ни один не похвалил, не поздравил с удачей. Почему вы решили, что вас преследуют? Почему не подъехали к посту ГАИ? Почему выбросились из машины раньше, чем начали стрелять?